На главную   25 глава   — По вашей просьбе я выяснил подоплеку ваших неприятностей на работе. К сожалению, пожилой следователь, положение гораздо хуже, чем вы думаете. Я сейчас дверь на ключ на ночь закрою, ключ проглочу, а потом разъясню весь трагизм ситуации. — И в чем же трагизм ситуации, Саранча? — Дело ни в том, что кто-то в дебрях вашего ведомства борется за ваше место, а от вас, соответственно, хотят избавиться. В этом случае организация, которую я представляю, грудью встала бы на вашу защиту и, скорее всего, нам удалось вас отстоять. Но здесь получилось вот что. В нашей организации всегда существовало относительно вас мнение, что вы не верный и преданный ее член, а двойной игрок, который помогает нам только тогда, когда считает это выгодным для себя. Мол, бумажка, на которой нарисована Бритни Спирс — это не настоящий доллар. Вас обвиняли в излишней терпимости к нашим врагам, нерешительности, склонности к бесконечно длящимся комбинациям там, где все нужно было решить одним ударом. А так же утверждают, что вас, пожилой следователь, нет ни страсти, ни огня. И что вы по характеру склонны гайки от самолетов откручивать и рыбакам продавать на грузила. — Даже так? Это смотрится занятно... Так в вашей организации мне ни медальки не дали, ни кольца в нос — нет стимула творить. — Да, у нас к награде почетным медаль-орденом никакого не представляют. А жаль. Именно в этом ключе, кстати, я и защищал вас перед руководством, утверждая, что вы выдающийся светоч нравственности, и что ваша помощь позволяет нам спокойно и эффективно работать на этом направлении. И, что если не втягиваться в местные сковские разборки, то ваша деятельность нас вполне устраивает. И что люди, которые с этим не согласны, лишены чувства вкуса и должны делать себе карьеру в публичном доме, а не на ниве наркоторговли. Наше руководство считала мои доводы разумными, и мы продолжали спокойно работать. Но в дальнейшем случилось два обстоятельства, которые в корне поменяли все картину. Первое. Изнутри вашего ведомства к нам поступило такое предложение. Заменить вас человеком из нашей организации. У нас есть один заместитель пожилого следователя. В другом городе. Мы ему сделали карьеру, он наш преданный работник, делает строго то, что ему говорят и, в отличие от вас, никаких игр с нами не ведет. В последнее время ситуация так сложилась, что его нужно срочно убрать из города, в котором он работает. Есть мнение, что его нужно перевести в Сков на ваше место. Из Скова он должен сделать выжженную пустыню, посадив практически весь организованный преступный мир этого города. При условии поддержки со всех сторон это можно сделать. После чего наша организация начинает спокойно работать в городе, поставив под свой контроль не только торговлю наркотиками, но и вообще все. Сков на сегодняшний день занимает стратегическое положение на пути героина из Афганистана в Европу, и такое положение вещей сочли более удобным. Кроме того, определенный доход принесет деятельность в Скове. И, наконец, подвернулся приемлемый человек для замены вас. С ним все равно надо было что-то решать. Откровенно говоря, вы, пожилой следователь, всех уже достали по суровому. То здесь какого-то посадите, то тут что-то укусите, руководствуясь якобы интересами светомаскировки. Вот и решили. — Боженька накажет вас, Саранча! Я Аллаха имею в виду. В седьмой круг ада попадете, причем без Антонины. Зачем же вы мне об этом рассказываете? Сугубо внутреннюю информацию сливаете непосредственно объекту оперативных действий. С чего бы это? — Потому что не настолько я умственный кастрат как вам кажется, пожилой следователь, и прекрасно понимаю, что вслед за вами поменяют и меня. Причем если вас могут просто отправить на пенсию, то из меня сначала сделают ослика со смычком в заднице, засунутым ему туда за плохую игру на скрипке, и только потом в могилу. Ко мне тоже есть целый ряд претензий. А рассказываю я вам об этом вот почему. То, что дело закончиться тем, чем оно закончилось, я знал с самого начала. В силу ряда обстоятельств связанных и с вами, и со мной. Поэтому с самого начала готовил себя к самостоятельному плаванию в бурных сковских водах. Теперь я предлагаю вам ко мне присоединиться, или я присоединяюсь к вам, как вам будет удобнее, мы становимся самостоятельным центром силы и отбиваемся от наседающих врагов. — В тему, добренько так, празднично. И незамысловато. Впрочем, незамысловатость — сестра таланта. То, что меня не убили чего-то… Это уже странно... Я бы давно мог покончить с собой выстрелом в грудь и контрольным выстрелом в голову. Правда Генеральная Прокуратура будет утверждать, что перед тем, как покончить с жизнью двумя выстрелами, я скончался от обширного инфаркта миокарда, но вы не верьте. Да, тут действительно дело пахнет запоем. А если я откажусь, Саранча? — Моральных травм у меня впереди и без вашего участия много, так что вы так не поступите. Впрочем, в принципе я приветствую в людях лёгкую долю снобизма. А вопящих сусликов наоборот, не уважаю. Тогда я возьму Антонину и растворюсь в пространстве и во времени. Быть может, меня не найдут. — Но вы этого делать не хотите? — Убиваться с низкого старта головой об ближайшую стену я не собираюсь. Если мы с вами продолжим наше сотрудничество, я чувствую себя достаточно сильным для продолжения схватки по новым правилам. А вы не откажетесь. Потому что если откажетесь, вас совсем не обязательно отправят на пенсию. Да и Сков за короткое время утонет в наркотиках. Насколько я вас знаю, для вас это тоже фактор не маловажный? — Не маловажный. Хотя здесь вы смешиваете теплое с мягким, Саранча. Кризис среднего возраста, первые проблемы с потенцией, серьезные проблемы со здоровьем, неразрешимые проблемы отцов и детей — это то, что у меня уже позади. И впереди старческий маразм, дом престарелых, крематорий и урна. Стар я, что бы по заграницам бегать. В моем возрасте солнце своё желтее и чеснок чесночнее, и с этим уже ничего не поделаешь. Все вы правильно рассчитали, Саранча. А что касается моей возможной отправки на милицейскую зону… Я вам хочу открыть страшную метеорологическую тайну, Саранча. Ситуация с глобальным потеплением придумана отморозками, которые боятся сибирских лагерей. Я, как оказалось, в их число не вхожу. Тем более что когда-то я был членом КПСС, а Ленин и теперь жалеет всех живых. Да и не смогу я жить без работы. Вчера, к примеру, в разработку уголовное дело поступило. Работницы швейного комбината милиционера изнасиловали. Завтра заслушаю доклад о начале оперативно-розыскных мероприятиях. Нет, без этого я уже не смогу. А что касается того, что я страдаю манией преследования… Так меня преследуют не в первый раз. Работа у меня такая. Привык за долгие годы. Как любил говаривать наш губернатор в пору своей криминальной юности: «Жизнь дерьмо, а мы глисты». Философом был в молодые годы, острицей себя мнил. — Слишком много умных слов, пожилой следователь. Мешает пониманию. По моему мнению, нам необходимо нанести моей организации упреждающий удар в пах. Выслать им по почте каждому гранату (противотанковую) с заранее выдернутой чекой или что-то в этом роде. Это создаст здоровую атмосферу для дальнейших переговоров. Как говорится в кругах эстетов «нанести несмываемое анальное оскорбление». Я краем уха слышал, пожилой следователь, что вы дружите семьями с начальником оружейного склада сковской дивизии. Вы не могли обратиться к нему за маленькой дружеской услугой? Я за ценой не постою. — Зачем сразу кого-то бить, Саранча? Мы не в ПТУ. И еще. Как говорит моя секретарша Зина: «Если у человека нет запаха пота и перхоти, то этот человек уже не безнадёжен». Тем более что можно бить в пах, но в лицо нагляднее. Но не сейчас. Вначале мне необходимо провести перегруппировку сил в связи с качественно изменившейся ситуацией. А нашим врагам действительно нужно объяснить, что порножурнал является их основным спортивным снарядом. Но это чуть позже. А пока я просто перехожу к трезво-спортивному образу жизни в связи с повторным обострением криминальной обстановки в высших эшелонах правоохранительных органов. Аль я уже не умею делать честные глаза хватать за сиську через одежду? А, Саранча? — Вот и отлично, пожилой следователь. Вы самым исчерпывающим образом ответили на все волновавшее меня с утра вопросы. — Аптекарь, мне нужна твоя помощь. — А в чем дело? — Да так, ерунда. Все рушится. — Можно подробности? — Помнишь, я тебе говорил, что у меня на работе снова неприятности. — К Саранче обращался? В прошлый раз он тебя из такой помойки вытащил. — Обращался. Оказывается, именно его организация меня сейчас и кончает. — Это плохо. Мент без уголовной крыши не должен оставаться. Посадить могут в два счета. Что делать будешь? — Это в зависимости от того, сможешь ли ты мне и в этот раз из дерьма на свет божий вылезти. Ситуация такова. Вкратце. С недавних пор чувствую, начались у меня на службе какие-то непонятки. Я обратился к Саранче за помощью. Думал его организация, как обычно, все погасит. И вдруг мой защитник Саранча сообщает следующее. Поменять меня хотят. И его, кстати, тоже. И в дерзкой голове Саранчи вызрел в связи с этим грандиозный план спасения. Он собирается начать войну со своей собственной организацией. — Все дороги войны с организациями наркоторговцев ведут в морг. — Расслабься, аптекарь. С организациями наркоторговцев — всегда. А между наркоторговцами — смотря, кто выиграет. — То есть. — То есть Саранча, оказывается, тот еще жук. С самого начала он готовился к выходу в открытое море самостоятельно. И теперь случилось следующее. Организация, в которую входит Саранча, благодаря нашим усилиям, получила несколько очень ощутимых ударов. В результате единственный канал сброса героина в Европу в больших количествах — это через все того же Саранчу. Два других канала мы, как ты знаешь, перекрыли. И они задергались. Во-первых, решили поменять меня. А во-вторых, решили убрать все того же Саранчу. Он и знает много, а главное, он по должности ключевой фигурой стал в организации, все от него зависит. Если его канал сейчас работать перестанет, они со своим афганским героином останутся отрезаны от Европы, а значит от денег. А в тот момент, когда приостановятся платежи во власть и правоохранительные органы, у них сразу все посыплется. Тут нам за ними даже бегать не надо. Тут нам одно нужно. По каналу, который идет от Саранчи, порошок как шел, так и идти должен. Только не от его организации, а от тебя, Аптекарь. Саранча аккуратно подбирал людей, которые занимаются порошком в Европе. Они все ему лично преданы, а не организации. У него на каждого что-то есть, и именно его лично эти люди боятся. И если порошок будет идти, как шел, то они продолжат работу. Тем временем мы и безденежье добьет организацию. — А когда организация рухнет, тогда мы остановим и автономную группу Саранчи. Или моя неженская интуиция меня обманывает? — Не загадывай далеко, Аптекарь. Ты нужным количеством героина Саранчу обеспечишь? — А куда мне деваться? Китайоза с моджахедом уже вышли на финишную прямую. И недалек тот желтый день, когда на руинах Сковского Кремля построится пагода имени Мао Дзе Мудуна. У тебя всегда так, пожилой следователь. Приехал. Всю ночь был настоящим Ермаком. Утром крепко выпил и забрал деньги. Пожелал крепкого здоровья и был таков. — Аптекарь, ты лучше гадости то не болтай, а вечные ценности впитывай, пока я жив и здоров и в должности состою. Деньги, кстати, мне действительно понадобятся, и не маленькие. Мне теперь на службе самому свои неприятности гасить надо. А при таких пожарах огнетушители только деньгами и заправляются. Кстати, что это у нас Елена Юрьевна сегодня молчит как рыба об лед? Вам нечего сказать мне в утешение? — Нет. Просто Аптекарь запретил мне вступать в беседу с кем бы то ни было без его разрешения. — А отчего такие строгости? — Я наказана. Сначала тихий и скромный меня, то есть свою беременную жену, зверски изнасиловал, и мы весь день не разговаривали, но потом, в знак примирения, я ему отдалась. Но все равно, наложенное на меня наказание осталось не снятым. — Комментировать это не буду, но уверен, Аптекарь делает как лучше. Впрочем, считайте Елена Юрьевна, что запрет, по моей просьбе, снят. Правда, Аптекарь? — Только при условии, что ты отменил юридическое понятие несовершеннолетия. — Отменяю. Особенно в отношении беременных девушек в возрасте ближе к тридцати. Итак? — Ваш Саранча — это результат кровосмешения с приезжими чебуреками. Я бы не рекомендовала бы ему чересчур доверять. — Икона ты моя порнографическая, не пугай пожилого следователя. Чем тебе Саранча не нравиться? Или на тебя так бокал выпитого вчера вина так дурно подействовал? — Вино плохо подействовать может только на тебя, Аптекарь. Нет ничего хуже пьяного мужчины и нет ничего лучше пьяной женщины. Народная мудрость. Тем более что тебя после выпитого вчера сегодня все утро мутило. Да песня со словами «я вас любил, деревья гнулись», который ты, Аптекарь, вчера вечером исполнял, сопровождая стриптизом, оставила у меня самое тягостное впечатление. И потом, я не твоя порнографическая икона. Я твой центр вселенной. Прошу не путать. — Аптекарь, ты исполняешь стриптиз? — Кого ты слушаешь, пожилой следователь? Будучи крепко выпившим, при исполнении песни я порвал на груди рубашку. Ничего более. Моя Статуэтка опять все приукрасила нещадно и цинично. — А чем я еще могу еще вас заинтересовать кроме моей природной склонности раздвинуть ноги? — Возлюбленная моя, ты знаешь, за что Иван Грозный своего сына убил? — Из самодурства. — Пожилой следователь, она с подозрительной частотой называешь меня дураком. Прошу тебя провести с ней профилактическую беседу, ремень здесь уже не помогает. — Лена, действительно, перестань. И я, и Аптекарь прислушиваемся к твоему мнению и учитываем его при принятии решений. Просто на мне лежит груз ответственности, которого нет на тебе, поэтому мне приходиться быть более осторожным. Не надо на это реагировать по-детски. — Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните, пожилой следователь, и хочу вам сказать следующее. Если полуузбека Саранчу его начальство воспринимает как переходную ступень между обезьяной и человеком, и потому не доверяет ему, то белый немусульманин Аптекарь вообще для них стоит до насекомых. Вы не понимаете Востока, а я там выросла и знаю, что говорю. Внедрить Аптекаря в верхушку организации вместо Саранчи невозможно в принципе. Это не просто организованная преступная группировка, а восточная ОПГ. То есть это частично мафия, частично клан связанный кровными узами, частично национально-патриотическое движение. Чужаку там не место в принципе. Они даже до свадьбы не спят вместе в силу старых понятий о справедливости, а ввести в самое сердце организации кого-то со стороны… Да, им русский язык вместе с европейской культурой навязали, но как только с них европейский налет слетает, они вновь начинают общаться мыча и гавкая. Никогда не забывайте этого. Никогда. — Аптекарь, своди свою красавицу сначала в зоопарк, потом сразу в цирк, а потом сразу прочитай ей лекцию о пролетарском интернационализме. И она их постепенно полюбит. А то ей ненависть к нашим черноусым братьям по разуму объективно реальный мир воспринимать мешает. Они бывают далеко не дураками и сними вполне можно дела иметь. — Лена, действительно. Я помню, ты жену Ногтя из-за этого ни за что, ни про что обидела. У тебя к ним действительно ненависть какая-то болезненная. — Это мое дело. Я вам ни святая, и ни мать Тереза ордена тамплиеров, обета безбрачия не принимала. Кого хочу, того и ненавижу. Черт! Как все-таки давно я не ширялась и не нюхала белого. — Елена Юрьевна, а разве этот вопрос еще не снят окончательно с повестки дня? — Да что вы вообще о моей жизни, проститутки и наркоманки, знаете? Вы вообще представляете, что значит быть белой девчонкой в обществе зверей? Этого вы никогда представить себе не можете! А вопрос с порошком снят с повестки дня только до того момента, пока меня Аптекарь на коротком поводке держит, причем в самом что ни есть реальном смысле. И все, оставили эту тему. — Да-а. Внебрачная дочь рассказала в книге «Зашитый рот» о своем тайном детстве. Классика жанра. Твердая заслуженная пятерка. Сколько мне Аптекарь не объясняет, что наркомания — это болезнь, никак в голове не укладывается. Ладно, оставить эту тему, так оставить. Слушай, Аптекарь, а ты действительно видишь искреннюю радость и благодарность из-под синяков на лице, когда ее на цепочку сажаешь? — Не твое дело, пожилой следователь. — Ладно. Сочтем этот выпад Елены Юрьевны как досадный менструальный инцидент и забудем об этом. Тем более что в футболе и войне с преступностью все здесь специалисты. Тем более что сейчас я погибну голодной смертью. — Да, Лена, я уже тоже в голодном обмороке. — Так, встал вопрос, сейчас польются мысли. Чтобы этого не произошло, прошу всех присутствующих пока закрыть рот, сейчас подам чебуреки. Мне нравится смотреть в ваши мужские глаза, требующие куска мяса. Только учтите. Я их не сама делала, а купила у одного саранчеевского повара. Небезызвестное кафе «Натуральная узбечка». Так что не спрашиваете меня: «А мясо в этих чебуреках при жизни мяукало или гавкало?». Это пусть ваша афганская подруга Тамара Копытова спрашивает: «Что сожрал, пожилой следователь, дружочек?». Его русского для этого вполне достаточно. — Вот слушаю я вас, Елена Юрьевна, и еще раз убеждаюсь — всеобщее бесплатное образование было трагической ошибкой советской власти. Да что уж теперь говорить! Моя подруга Тамара Копытова, кстати говоря, готовит сама. И не ленится ходить в «Натуральную узбечку» учиться готовить и покупает там баранину. И мясо у них отборное, что мне сам Саранча подтвердил, а он в этом толк знает. И повар там работает высококлассный, нехорошо на такого человека гадости говорить. Там даже супруга Челюсти не стесняется торты готовить, потому что знает, репутация у заведения безупречная. — Ирка редкая дура и адепт однополой любви. Педовумен. Ее мнение не авторитетно. — Ее мнение в области приготовления выпечки для меня более чем авторитетно. И, на мой вкус, она удивительно милое создание. — А еще она вышивают на заднице своего мужа национальные узоры. — Перестаньте, Лена. Челюсть находиться у нее под каблуком ровно настолько, насколько он сам этого хочет. Солидный мужчина среднего возраста балует свою юную красавицу жену. Игра есть такая. А то, что вы говорите, это просто обличительные частушки. Челюсть ее обожает в такой же степени, как Аптекарь обожает вас. Но вы бывшая наркоманка и вам воли нельзя давать. А Ира прекрасно понимает, что без Челюсти она совершенно беспомощная, в том числе и потому, что совсем глупенькая, поэтому ей можно безболезненно позволять иногда порезвиться на травке. И вы, Лена, ей просто из-за этого завидуете. — Так, хватит. Лена, иди и работай, некого тут глаголом жечь. Где обещанные чебуреки? — Несу уже. Но запомни, Аптекарь, уже сегодня вечером секс напомнит тебе обо мне, и тогда я припомню все нанесенные мне обиды. — Брысь на кухню, статуэтка ты говорящая! — Ну, Ноготь, да вы тут, в самом сердце сумасшедшего дома, себе настоящий дворец отгрохал. Снаружи какой-то склад заброшенный, а внутри… Это что, действительно антикварная мебель? — Нет, конечно. Все сделано в мастерских нашей психбольнице силами пациентов. И в этой мебели, кстати, масса маленьких секретов. В этой, казалось бы, пустой, комнате, можно спрятать несколько человек. Не говоря о том, что отсюда есть три выхода. — Ну да? Да здесь и кошку не спрячешь, по-моему. — Сваи детские страхи нужно побеждать! И потом, пожилой следователь не должен быть таким наивным. Рассмотрим этот журнальный столик. Казалось бы, он не так велик. Но оказывается, он не стоит у камина, а является как бы его продолжением. Вставай, мая заторможенная, у нас гости. — Боже мой, да как она там поместилась! — Я же вам сказал. Она протягивает ноги внутрь камина. Очень удобная кровать, матрас стандартных размеров. Моя заторможенная там всегда отдыхает, когда я чем-то занят. Очень удобно, в случае чего она всегда под рукой. — А ей там не скучно? — Не-а. Когда Ноготь крышку закрывает — я сразу засыпаю. Потому что темно. А когда он крышку стола поднимает — я сразу просыпаюсь и встаю. Не могу спать при свете, а тут свет мне прямо в глаза падает. — А если вы уже выспались? — Надень вечернее платье и подай нам кофе. Такого не бывает, пожилой следователь, я слежу за этим. — А белье какое? — Никакое. Платье и кофе. Бегом. — Ноготь, должен отметить, что ваша подруга очень похорошела. Красавицей просто стала. — Стала. Вы не то скажите, когда увидите ее в вечернем платье. Я большое внимание уделяю ее внешности. Тренажеры, диета, косметичка, массажистка. У меня с этим строго. Когда не занята мною, она все время при деле. Не зря она не высыпается. — Ноготь, это конечно не мое дело, но вы как-то с ней… Может это и правильно, но… Хотя она хоть и психически больной, но тоже человек. Вы с ней обращаетесь, как… Я даже не знаю с чем сравнить… — Я к ней питаю нежнейшие чувства и обращаюсь с ней хорошо. И потом, она еще ничего, с ней еще можно общаться помимо кровати. Вот недавно к нам в психушку привезли одного после белой горячки. В памяти у него ничего не откладывается, постоянно со всеми знакомится. Замучился обучать его шахматам. Вроде как начнёт понимать, а потом снова забывает, но делает вид, что разбирается. Вот тут действительно не знаешь с чем сравнить. И, кроме того, я окружил ее трогательной заботой — со мной она обеспеченна самыми лучшими лекарствами от параноидного бреда. И потом, рожденный ползать летать не должен. И вообще, я не джентльмен, потому что вокруг нет леди, а потому эта тема закрыта. А то, пожилой следователь, если вас не остановить, то здесь начнется настоящий разврат. Вы привезли мне фотографии моего сына? — Конечно, как вы просили. И вашей супруги. Я беседовал с ее психологом. Он считает, что она полностью оправилась и физически и психически. И еще, у меня, когда я в Высшей Школе Милиции обучался, у одного однокурсника тоже белая горячка была. Его после этого случая временно перевели на общефизической подготовке в "группу здоровья" (типа, освобожденные), и он сдавал зачет по физкультуре устно. Рассказывал о вреде алкоголя. С бодуна. Хорошо рассказал, память у него не повредилась. — Я тоже слышал, что ментов спирт не берет, но черт с ними, алкашами. И с психологом. Что Хомяк говорит? — Хомяк говорит, что ваша Офелия боится вас до смерти. Но остаться без вас боится еще больше. — Что с ребенком? — За ребенком следит. Ребенок ухоженный, причем без всяких нянек. Она сама им занимается. — Ладно. О мужиках не спрашиваю. — Когда вы собираетесь покинуть сумасшедший дом, Ноготь? — Не знаю. В обозримом будущем не собираюсь. Или сумасшедший родственник компрометирует светлый образ пожилого следователя в глазах сковских братанов? — Совсем наоборот. Мне сейчас очень серьезная драчка. Очень серьезная. Боюсь, что это будет настоящий «Марш Содомитов». И мой противник наверняка просчитает все мои силы и, в день икс, постарается их как-то нейтрализовать. В такой ситуации у меня остается надежда только на вас, Ноготь. О вашем существовании никто не знает. Совсем никто. Хомяк не в счет, он не в Скове. Да и моей связи с вашей бригадой уже подзабыли. Поэтому вы будете моей последней надеждой, Ноготь. Последним стратегическим резервом, который совершенно неожиданно, в Новый год, когда куранты стукнут, появится на поле боя и, в решающую минуту, переломит ход схватки. Как вы, вероятно, догадываетесь, я знаю три волшебных, три матерных слова. И вот когда я их произнесу — появитесь вы на белом коне во главе сметающих все на своем пути сумасшедших. Ну, как вам? — Сделаем, пожилой следователь. Не волнуйтесь. Я всегда знал, что являюсь эталоном и последней надеждой человечества. Ваша просьбы это еще раз подтверждает. Я еще нарисуюсь из общественного захоронения! Имя Ногтя войдет в анналы! Только не подумайте обо мне плохого, гражданин пожилой следователь, я люблю строго девушек. А одну девушку я даже любил на столе Валентина Сергеевича Левашова, знаменитого в прошлом композитора! Царствие ему небесное. — Да я вижу, Ноготь, что вы вращались в интеллигентной среде. А я вырос на острове в рыболовецком колхозе. Помню, мы на школьно дворе трехметровую бабень голую из снега соорудили. Получилось концептуально и роскошно. Особенно толстые дыни грудей и рука, прикрывающая что-то между ногами. Меня даже из школы чуть не выгнали за это, время то было суровое. Господи! — Что вас смутило, пожилой следователь? А-а, привет всем вышедшим пописать в коммунальный туалет, и моей заторможенной в первую очередь. Лучше водки нет напитка. И не спорьте. — Да причем тут… Ноготь, она у вас в этом вечернем платье в Playboy не снималась на первой странице? — Вы тоже заметили, что она у меня хорошенькая? А какая родинка у нее пикантная на половых губах… Когда она у меня в руках тает, я, как братан вышедший с зоны, не могу этим не воспользоваться. Вы знаете пожилой следователь, когда я со своей бедной сумасшедшей Лизы трусики снимаю… Возьми себя в руки, дочь самурая, я тебе краснеть не приказывал! — Я эти туфли на каблуках одела без спроса. Но дяденька Ноготь, вы с этим платьем всегда… — Дочь самурая не плачет о мяче, укатившемся в пруд. Надела, значит надела. Но в следующий раз такие вещи нужно спрашивать. Беспрекословное подчинение приказу — незаменимое орудие соблазнения пролетария. Как ваше мнение, пожилой следователь? Как бывшего рыболова? — Да как вам сказать, Ноготь. Пусть так по-простому, но пронимает. А главное, после успешно завершенного делового разговора приятно ощутить в руке только что откупоренную бутылку пива. — Правильно! А наши враги, голубые вагоновожатые из голубых вагонов, пусть отправляются на поля собирать задним проходом капусту. Вприсядку и с залихватскими песнями. Не так ли? А мы с вами, пожилой следователь, званы моей заторможенной откушать дичи под вино. — Все так, Ноготь, все так. — Как поживаете, Челюсть? — По-разному, пожилой следователь, по-разному. Слой повидла, слой поноса. А у вас, как обычно, ко мне маленькое дельце? Просто так, на кусок торта моей Иры, вы уже давно не заходите. — Теперь, Челюсть, все измениться. Радикально. Ваша деятельность по поставке героина больше не будет ограничиваться Сковом и окрестностями. Пора вам выбираться на международную арену, на широкий оперативный европейский простор. — А на широкий кладбищенский погост мне еще не пора собираться? Как вы думаете, пожилой следователь? Или вы считаете, что Саранча и вся стоящая за ним организация будет со слезами умиления на глазах смотреть на мои шалости? — Ах как все переполнились горем. Какие горькие слова. Жуть, а не зрелище. Но в действительности не все так оптимистично для работников похоронных служб, как вы описываете. Вы прохлопали челюстью последний прогноз пагоды и теперь не владеете ситуацией. То, что вы говорите — это суровая неправда. И не пытайтесь изображать из себя серое пятно по жизни. Это вам не идет, Челюсть. Не какай мимо утки, не кидайся «стулом» (особенно жидким), не грызи паркет... Не надо быть таким, вы же глава организованной преступной группировки, в конце концов! Больше дерзости в желаниях, и ваш телохранитель Верстак останется вами доволен. Кстати, Челюсть, откуда у вас такая дикая для конкретного братана фамилия, Ласкай-Переда? Вы случайно не еврей? — Эта украинская фамилия досталась мне от моего папы. А он ее получил во время войны в детском доме. Пошутил кто-то с беспризорником. Пожилой следователь, вы не могли бы вы мне, прямо сейчас, более внятно определить границу туманно сформированных вами понятий. Вчера я чуточку выпил, и сегодня мне настолько плохо, что когда я встал с кровати, я пошатнулся так с колебанием в один метр и упал на пол. Не смог совладать со своим телом. И теперь мой гидроцефальный мозг въехать в сказанное вами пока не в состоянии. Как говорят в близких к Олигарху конкретных кругах: «Оценить истинность ызложенных фактафф ни ф састаянии введу ниского культурнава уровня, но фставило по самые помидоры». Вы уж извините меня Бога ради. — «мой гидроцефальный мозг». Нда. Фразочка плосковатая какая-то... красивая, но больно уж бульварная. Заумность какая-то сквозит. Ну да ладно. Я не собираюсь вас, Челюсть, с головой погружать во все подробности, но скажу главное. Организация, в которой раньше состоял Саранча, не подумав, вышла на тропу войны. Со мной, с пожилым следователем. Тех, без кого не бывает семьи, к сожалению много. Что делать. Организация, в которой состоял Саранча, оказалась чрезмерно педерастична, и тема получения от нее героина сейчас не актуальна для народного хозяйства. В связи с чем они получат водокачкой по черепному унитазу за константную тупость. Я вообще загрыз их еще до их рождения, только пока они об этом не догадываются. Или вы думаете, что я не могу выражаться витиевато? — Я думаю совсем о другом, пожилой следователь. В чем теперь будет выражаться моя функция? — Теперь ваша функция, Челюсть, качественно меняется. Теперь вы будете главным и единственным поставщиком героина для Саранчи. — Где же я возьму так много порошка? — Там же, где вы до сих пор брали так мало. У Аптекаря. Он педераст… передаст… тьфу ты Господи, перешлет, я хотел сказать, столько героина, сколько потребуется. — А у него откуда столько? — А это уже не ваше с Ирой дело. — Моя Ира ни в чем не участвует! — Успокойтесь, Челюсть. Я пошутил. — Вечно вы со своими неудачными семейными прибаутками, пожилой следователь. Нет такого у вас, чтобы говорить строго по делу. У меня вообще такое ощущение, что вы меня даже любите. Но как-то в спину. — Не комплексуйте по этому поводу, мой милый фельдшер Живаго. Я старый, меня уже не изменишь. — Ну, Шпала, ну, Сереженька, и ты в Сковскую Барвиху наконец перебрался. И дом у вас солидный. Чуточку на ярославский вокзал в Москве похож, но солидный. — Я к этому никакого отношения не имею. Не знаю, на какой вокзал дом похож снаружи, этим моя Люся занималась. Но внутренние устройство этого дома с секретом. Был такой чеченский командир, впрочем, не важно, как его фамилия. Дважды мы точно знали, что он дома, и оба раза перевернули его дом сверху донизу, и оба раза его не нашли. Дом был просто нашпигован тайниками и тайными схронами. Но, во время из одного из обысков, я нашел толстую папку с какими-то чертежами. Естественно, что все было показано особистам. Но те сказали, что эти чертежи никакой ценности уже не представляют, это просто план дома. Этот полевой командир к тому времени был убит а сам дом взорван. Не знаю почему, но я сохранил ту папку. А когда мы с Люсей решили построить коттедж в Сковской Барвихе, я просто передал эту папку архитектору, который делал проект нашего дома. Тем более что и участок я специально приобрел на склоне. Тот дом тоже стоял на склоне и имел обширные подземные сооружения. Поэтому внешне он казался не большим, хотя в действительности это был не дом, а целый замок. На меня по крайней мере, он произвел неизгладимое впечатление, поэтому я себе и построил почти такой же. — Трогательная история, Сереженька. И поучительная. Но я к вам пришел не только с новосельем поздравить. Разговор у меня к вам есть, Сереженька. — Доложите. Впрочем, вы старший по званию. Тогда поставьте боевую задачу. — Сережа, со мной потихоньку начинается война. Причем у противника силы превосходящие. Но делать операцию по перемене пола и начать писать стихи в связи с этим я не собираюсь. И словесно изгаляться перед вами я тоже не собираюсь — смерть одного графомана спасет триста деревьев. Скажу прямо — мне может понадобиться ваша помощь, возможно вооруженная. — А о чем вы меня, собственно, спрашиваете, пожилой следователь? Если потребуется, встанем на защиту с оружием в руках. Никакой альтернативы у меня все равно нет. А неполовозрелых мартышек из организации Саранчи я еще в Чечне привык не бояться. Готов ответить на экспорт исламской революции карающей дланью Империи. Вы же знаете, пожилой следователь, что вашу тягу к миротворческому подходу по отношению к кишлачникам я никогда не разделял и даже более того, нахожу ее чертовски кощунственной. — Спасибо, Сереженька. Именно это я и хотел от вас услышать.