На главную   21 глава   — Зина, вы оформили приказ о поощрении Капитана? — Почти закончила. Вам только осталось сказать, за что его поощряют, и через пять минут приказ повиснет на доске объявлений. — То есть как? Благодаря им разработанной и блестяще проведенной операции был задержан главарь банды сутенеров, которая держит под своим контролем все организованную проституцию Скова. В районе пристани, по крайней мере. Я расцениваю это как большой успех. Собрано на него столько, что срок ему светит более чем солидный, и, когда он поймет, что от нар ему не открутиться, он начнет сливать информацию. А знает он так много, что тут только подставляй. Эта неоднозначная ситуация рождает смешанное чувство страха, наглости и ожидание чего-то несбыточного. — Угу, например полное искоренение института продажной любви на панелях нашего города. — Мне всегда нравились правильно думающие девушки, Зиночка. — Бред сивой кобылы в ясную лунную ночь. Я вовсе так не думаю. Наоборот, я панически боюсь свирепо онанирующих подростков. И когда такой хлипкий на мозги молодец, озверевший от безответной любви к слабому полу, толпой появляется на плохо освещенных улицах нашего города... Это меня пугает гораздо больше, и чем местный крестный отец Олигарх, и чем спортсмены Шпалы, и чем ныне пребывающий на нарах идейный глава сковских сутенеров. Ведь секс — это первое, что приходит в голову, когда нечем заняться. Более того, по моему мнению, борьба с проституцией на практике является скрытая пропагандой педерастии. А проститутка сможет, наконец, подарить ему потенциальному хулигану то, в чем тот так долго нуждались — радость сексуального общения с противоположным полом. Тем более летом, когда тепло, и женское тело видно на просвет. Хорошо это, или плохо, но продажная любовь уже на протяжении многих веков является неотъемлемой частью человеческого общества. И каждый решает для себя — пользоваться ей, или нет. Другое дело, что тех, кто занимается сексом без согласия второго участника, надо лечить электрошоком. По 500 вольт к анусу, три раза в неделю, по сорок минут. — Зина, ты чего сегодня из себя премудрого царя Соломона строишь, дрожа от усердия? C утра поднимаешь вопрос о самом больном и главном — о наших сковских проститутках? Масштаб кампании исключает её стихийность. В чем дело? — Я перепечатывала материалы дела о руководителе сковских сутенеров для вашего доклада губернатору. Читабельно. Но не захватывающе. Эстетичное порно для бюрократа. И обратила внимание на одно обстоятельство. Почему все девушки с пристани, дружно, все как одна, потеряли страх… — Хорошо, что не невинность. — Можно я продолжу? — Я пошутил, Зиночка, извини. — … Для меня остается загадкой, с чего их всех разом пробило на откровенность? И почему они все как одна дали показания на этого князя Дрочеслава, одно имя которого еще вчера вселяла в них ужас. — Их подвиг должен быть воспет в стихах и в прозе. — Это не ответ. — Зина, ты нутром чувствуешь, что тебе не хватает знания неочевидных аспектов происходящего, и это не только радует, но и вселяет надежду. — Косноязычно и мало понятно. — Объясню доступнее. Видишь ли, Зиночка, я, всего лишь пожилой следователь, и не являюсь суперменом, который «разруливает ситуацию». Я, как профессионал, спасаю от беды человека безвинного, и довожу до тюрьмы человека виноватого. При этом, прошу особо обратить твое внимание, никогда не ухожу уж очень далеко в сторону от ныне действующего законодательства. «Пацанские» методы мне глубоко чужды. К моему глубокому сожалению мы находимся в ситуации, когда нормой становится чрезвычайность. Увы. Но! Всегда на пути темной силы стальной стеной вставают в массе своей люди редкого мужества. Милиционеры. То есть мы с тобой, Зиночка. Многие считают, что я — сатрап, наркобарон, почти что людоед и прочее. А на самом деле я простой российский Укроп Помидорович. Лицо русской национальности, но не без родственных связей с лицами не нордического происхождения. Уроженец рыболовецкого колхоза на острове. Желающий ловить рыбку в прозрачной воде и, при этом, жить мирно, спокойно и не бедно. Моя конечная цель — это полное обнуление организованной преступности на подведомственной мне территории, то есть в городе Скове. Вот и все. Это в целом. А данном конкретном случае, Зиночка, у меня к тебе есть предложение. Я хочу, чтобы вы взвалили на свои обнаженные плечи многотрудную функцию по работе с внештатными агентами в среде наших сковских проституток. Дело это архиважное, ведь всем угодить может только шлюха. Помните, ваша работа должна быть эстетически безупречной. Вам с такими снегурочками работать придется, которые давно отъелись и закабанели. И вы среди них, Зина, сами вы должны быть как снегурочка, порхающая под елкой как жирная бабочка. И вы сможете, я знаю. Хватит вам бумажки с места на место перекладывать. — А почему именно мне? — Прежде всего потому, что вы сами не вызываете сильные эротические ассоциации только у псевдоантипедераста какого-нибудь. Плюс причины идеологического свойства. Видите ли, Лев Толстой, говоря о взглядах на жизнь, сформировавшихся у Катюши Масловой за годы ее службы в доме терпимости, замечает, что ни один человек не может примириться с мыслью, что он занимается дурным делом. И потому искренне выстраивает для себя такое мировоззрение, которое позволило бы ему оправдать свою профессию, какой бы поганой она не была. А для проституток это уже не мировоззрение, а катакомбная религия какая-то. И, судя по вашим высказываниям, идея беззаветного служения делу платной любви затронуло что-то сокровенное и в вашем большом и трепетном сердце. Кроме того, человек грубый, тем более с расписанной псориазом лысиной, для такой почетной миссии не годится по определению. — Ну почему же? В действительности кто девушку спасает материально, тот ее и трахает. А псориаз у лейтенанта Волкова не заметен, пока он трусы не снимет, но тогда уже поздно. Да и нет у него никакой лысины! — Я говорю образно, Зиночка. Метафорически. Лейтенант Волков обладает слишком патриотической наружностью. Да и серьёзен он смертельно в повседневной жизни. Для него любая проститутка — как красная тряпка для мировосприятия бычары. Он только и думает, как бы ее рогом проткнуть, на этот рог он даже презерватив одеть иногда забывает от избытка чувств. Да и правильный он чересчур, нудноват, в себе уверен чрезмерно. Перед таким проститутка не раскроется, отнесется к нему формально. А к проститутке особый подход нужен. Она беспокойную тревожную наглость любит, обхождение тонкое. Впрочем, любой внештатный сотрудник милиции особого подхода требует, но проститутка в особенности. А главное, Зина, к своему контингенту вы должны подходить творчески, с учетом личных особенностей каждого внештатного сотрудника. Помогать ей выдавливать из себя трагическое признание. Не каждая так просто вам расскажет, что мой дядя, падла, вор в законе. Не каждая. Конечно, если мы будем выпрашивать фотку без трусов для личного дела, то много девушек мы не завербуем. Но, с другой стороны, девушки, которые панически боятся предоставить свое своё фото без трусов для отдела кадров, нам тоже не нужны. Более того, пусть снимаются группами, образуя живописные композиции. Тут мы должны вести себя диалектически и воспитывать в негласных сотрудницах дух коллективизма. Мы должны вмешиваться в ситуацию задолго до того, как патологоанатом нам скажет, что перед смертью покойная занималась сексом. Вам моя мысль стала понятна, Зинаида? — Стала понятна еще до того, как вы начали свое объяснения. — Увесистый камень в мой огород бросить хотите, Зина. Не хорошо это. Забыть уже стали, чем народ простой дышит. Идите, покрутитесь возле пристани, присмотритесь, войдите в образ так сказать. Фантазерок, которые рассказывают всякие небылицы относительно своей бурной половой жизни, отбрасывайте сразу. Искренне надеюсь, что в дальнейшем их больное воображение нас не потревожит. Вы должны следить за этим, Зина. Лакировщики действительности нам не нужды, агитировать нам некого и не за что. Причем вы не должны пренебрегать ни теми, которые своим телом куют победу в высоких кабинетах, ни с теми, кто лежит, засунув в лужу грудь. Даже если перед вами одеяло, которое устало жить. Ведь на него ссали, срали и блевали, в него кончали, плакали и проливали кровь. Его любили, убивали, им оборачивали Бог знает что. Его приятно согревали изнутри выпитые 200 грамм красненького. И все это может представлять интерес для работников правоохранительных органов. — От перекладывания бумаг избавиться действительно заманчиво, не скрою. Уж лучше что угодно, хоть проститутки. Так что спасибо за доверие. Но может быть можно что-то другое? — Можно. Для тебя, Зиночка, все можно. Давно я хотел своего человечка в сумасшедший дом внедрить в качестве больного. Чувствует мое сердце, что там что-то серьезное. Но лежа в психушке и лекарства в попу надо принимать, и коробочки клеить. Могут привязать к кровати, и оставить спать описсаной. Хотите? — Большое человеческое спасибо. Мне как-то ближе проститутки. — Тогда ближе к телу. Легенда у тебя, Зиноночка, будет двухэтажная. Этаж первый, видимый. Ты, в силу душевных и физических обстоятельств организма, хотела подработать проституцией в свободное от основной работы время. Задавленная невыносимой нуждой и лишениями и, не выдержав тяжких страданий мироздания. Вы должны создать идеализированный образ телки, ищущей приключений на свое влагалище. Томной, глубоко декольтированной лошади. Поэтому то ты и пришла к пристани и ведешь робкие расспросы как у ветеранок сковских панелей, так и у отцов-сутенеров. Я верю в вас, Зина, вы справитесь. Главное не забывайте — чтобы выглядеть слабой и хрупкой, женщине надо быть сильной и твердой. Тем более что народ наш романтик, его легко увлечь идеей. Особенно та его часть, которая исповедует учение экстремального бихевиоризма и контролируемого метеоризма. Только не смейся, это я так сказал, что ты отвлеклась и расслабилась. Ну, как вам? — Не знаю. Мне почему-то вспомнилось, что когда я только начал здесь работать, лейтенант Волков жаловался мне на то, что все друзья рассказывают ему про свою половую жизнь, а ему, бедненькому, и рассказать-то нечего. После чего он начал уговаривать меня ему отдаться. Чтоб было, что рассказать под девизом: "Ну, что тебе, трудно, что ли?!". На предложение расцарапать спину обиделся. — Вот видите! У вас и опыт есть, оказывается, в этой области. — Но ведь могут побить для знакомства. Немного так избить ковшом от трактора "Беларусь". Или трахнуть для пробы. Имеют полное половое право. — Не трахнут, не надейся. Вот если вас раскроют, тогда действительно. Олигарх собственными руками заведет вас в чистое поле, поставит голой к голой стенке и пустит пулю в ваш наморщившийся лоб. Так что не расслабляйтесь. Согласно второму, подвальному этажу твоей легенды, ты представляешь бригаду Шпалы. Шпала собирается вытеснить Олигарха с рынка сексуальных услуг и подбирается к девушкам у пристани. Тебя послали прояснить ситуацию и разведать подходы. Как строиться работа, кто за что отвечает, как и куда идут деньги, что делается у пристани кроме платной любви. Все, в общем. — А что со мной будет, если это дойдет до Шпалы и меня призовут к ответу? — Что значит «если дойдет»? Шпалу зовут Сережа, он исключительно приятный молодой человек. У него есть жена по имени Люся и милейшая дочурка Оксанка. Люська мне чем-то очень напоминает тебя, такая же пухленькая нахалка. Убежден, что вы подружитесь. — То есть, вы хотите сказать, что Шпала в курсе!? — Голубушка, ты не в пятнашки играть будешь, тут все по серьезному. Бригада Шпалы действительно собирается подмять под себя девушек возле пристани. И вы действительно будете на эту бригаду работать, и членом этой бригады вы и будете являться. Потому-то вас никто возле пристани и не обидит, что вас будут ненавязчиво охранять бойцы Шпалы. Те самые, кстати говоря, которые били вашу больную СПИДом одноклассницу. Так что на их кулаки можно смело положиться, они не подведут. — Дом у тебя хороший. Мрачноватый какой-то, сумрачный, но солидный. Вообще-то я к твоей пришел. Только погоди, погоди. Ты рыжую свою пока не зови, потом. Сначала по делу поговорим. Что у нас по сумасшедшему дому? — Работаем. Одно плохо — результатов нет. — Очень много лишних слов, по-моему, но вода какая-то. Где, блин, твоя непобедимо воспетая мощь, Олигарх? Уж не простата у тебя отказывает и классовое чутье? Ладно, смеюсь, не обижайся. Лучше посвяти в детали. Докладывай голосом, словесно не маневрируя. — Я буду стараться стать человеком, губернатор. Обещаю. Ты ещё будешь горд за меня. Главная деталь — там, где мы бы могли получить по двадцать-тридцать тысяч зеленых американских денег за человека, мы имеем тысяч десять-пятнадцать. Остальное уходит к нему. И найти его не можем. — Успокойся, Олигарх. Расслабься и успокойся. Что мы о нем знаем? — Ерунду всякую. Но вот что интересно. Этот человек знает все, что происходит в психиатрической больнице. Все и всех. — Ну вот! А разве это мало? Сколько человек там, в психушке, вообще в деле? Ну, главный врач, пара его заместителей. Заведующие отделением пару человек. Пусть секретарша какая-нибудь, бухгалтер. За все про все человек десять, пятнадцать. Ну двадцать пускай, двадцать пять максимум. Проверьте каждого. Аккуратно, не дергаясь. Копай глубоко, не спеша. И всплывет какашка, куда ему деться? Парня давно пора на примус посадить, согласен. И пусть на нем посидит, пока не останется от него две кучки дерьма на выжженной равнине. Пусть тихо уйдет в сумрак, упырь лихой. Но из-за этого не метаться надо, а работать. И деньги будут. Обещаю, что бабки пойдут на дело достойное и богоугодное — я их пропью. А если мы будем суетиться, то нас затопчут индийские слоны, которые боролись друг с другом за независимость Индии. А, как сказал? — Пригнули головы, щас полетит... Да всех в психушке мы уже рентгеном просветили. И неимущих, и богатых. Всех! Нет там его. — Я тоже не думаю, что он из психушки. А то, что он там кухню всю знает — так информатор там у него, и все. Нет там человека, который мог бы такое дело поднять. Масштаб не тот. Это когда-то там был в буйном отделении один бывший офицер десанта, который разрабатывал секс-бомбу, делающую врагов геями. Над собой эксперименты ставил из чувства козлиного упрямства. Лечили его лет десять пока не умер. — А кому нужна бомба такая? Ну, стал личный состав геями, стрелять то он из-за этого не разучился. — Вот тут ты не прав, Олигарх. Педрилки натуры ранимые, чуть что — могут вздрогнуть и закричать. Какие из них солдаты. — Да? Впрочем, тебе лучше знать. Тему мы с тобой, губернатор, задели какую-то ненужную. Давай я лучше свою ржавчинку позову, без нее скучно. — Зови. А то стоит девка где-нибудь под дверью в томлении. — Здравствуй, Анечка, девочка моя. Ты сделала то, что обещала? — Нет, губернатор, тебе веры нет. Сначала ты скажи, ты сделал то, что обещал? — Принес, сейчас из сумки достану. — Ой! А он настоящий, персидский? — Обижаешь, сеструха. Смотри, морда плоская, мохнатый какой. И спокойно на руках сидит, не дергается. Персов удобно дома держать, коты они безпроблемные. Сидит себе в кресле, делает томные глаза и выпячивает попку. Нет в нём уже духа бунтарского, как в дикой кошке. Так, игрушка мягкая для рыжей девочки. Теперь котенок понравился? — Очень. Давай его сюда. Ки-исонька. А он кот или кошка? — Кот. — И хорошо. Ведь какое главное качество в кошечке — вымогание денег у мужика и последующая подстилаемость под него за новую шмотку. Так учит нас великий Олигарх. А кот… Я его Ночным Дрочащим назову. Буду в нем дух бунтарский воспитывать. Кис-кис-кис. Ну-ка, скажи мяу. — Рыжая, губернатор тебе котенка принес? Принес. А ты что ему обещала за это сделать? — Просмотрела я твою повесть, губернатор, внимательнейшим образом. Что могу сказать. Вещь сочная, спору нет. Сказать, что написано нерешительно, скромненько, или «нет огня» я не могу. Но в таком виде моя старая в журнале «Недуги Наши» такое не опубликует. Я ее знаю. Тут кое-что исправить надо. — Анечка, так давай вместе и исправим! Я же за тем и пришел. — Хорошо. Рассмотрим тогда следующую блестящую лингвистическую конструкцию: «…бывало ибёшь жырную усато-волосатую атвратительную жабу с барадаффками. Но ведь не отвлекаются, любя...тьфу...не отрекаются, любя». — А что тебе не понравилось, рыжая? Чего ты придираешься? Это же все правда, со мной такое много раз было. — И ко мне она бесконечно придирается, бесстыжая. А когда распаляется, так еще и дерется. Хотя давно известно, что авторы негативных оценок не способны представить размаха драмы. — Не встревай, Олигарх. Пусть рыжая изложит все, что накипело. — Мне не понравилось то, что тема ебли трупов не тобой, губернатор, не раскрыта. А, кроме того, ненормативная лексика потому и ненормативная, что ее в печатном тексте употреблять нежелательно. Нужно заменять ее нормативными словами того же эмоционального накала. И получиться шикарней Кэрролла в его самые порочные моменты. А ты, губернатор, в борьбе с формальной орфографией все глубже погружаешься в ненормативную лексику. Я же тебе говорила, что перед тем, как взяться за перо нужно мыть руки, перед и зад. Забыл? — Помню. — Если мои рекомендации помнишь, то почему остался к ним равнодушным? Далее. Сцены игровых обломов баб смешны показной масштабностью. Что значит: — Можно Вас пригласить? — Я не танцую... — А какого … тогда пришла? Разве так бывает? — Аня, а вы часто ходите на дискотеку? — Я? Ни разу не была. Сначала у моей старой денег не было, а когда я на пристани работала, то по вечерам занята была. — А я был, когда на химии сидел. И знаю, что пока сучек поймёшь — седым станешь. Еб… их чаще надо чтоб им в голову всякая поеб… не лезла от безделья. — Хорошо, допустим. В принципе многочисленные примеры возмущенных откликов с отдаленных таежных заминок говорят о том, что подобного рода претензии я не принимаю, но допустим. — Знаем мы вас, злопыхателей. Мой измученный рот зажать пытаешься, которым стомильонный народ кричит? А, рыжая? Дарованию моему завидуешь? Опыту жизненному? Ну вот. Стоит слово сказать — а она уже плачет. — Губернатор, ты что делаешь, паук? Ты что ее пугаешь? Когда на нее быкуют, ей кажется, что ее бить сейчас будут. Она же еще маленькая. Маленькая, понимаешь? Ты ей только что персидского котенка подарил, помнишь? — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось! Ладно. Простите меня Аня. Вы последняя, кого я хотел бы обидеть. Это я так, в запале спора. Политическая карьера наложила отпечаток на манеру изложения. Соскочило с губ непроизвольно. Да чего она плачет! Олигарх, это твоя телка, так сделай с ней что-нибудь. — Рыжая, слушай меня внимательно. Во-первых, об ореховом мороженом можешь до завтрашнего дня забыть. А во-вторых, сейчас я тебе вытру нос, после чего ты заберешься с ногами в специально поставленное для тебя кресло, можешь взять себе котенка, тихонько сидеть и слушать. Или я тебя башню в интернете сидеть отправлю. — Щас кого-то обосцу. Добровольцы — шаг вперёд. Я не понял что-то, она что, любит взрослые разговоры слушать? — Да просто не общается с ней никто. Для взрослых она слишком умная и слишком маленькая, а сверстницы, клеенюхи чертовы, все время просят поделиться воспоминаниями о пройденном боевом пути возле пристани. Так и сидит в башне и смотрит на озеро, если интернет надоедает. — Интернет не может надоесть. — Пискнула рыжая со своего кресла. Представляете, губернатор, бомбит литературные сайты с утра до вечера. Модератором всея Руси скоро станет. Светоч словесности пятнадцати годов. — А ты попугаёпетух. Если не перестанешь обзываться, тебе не только я, тебе даже твоя собственная рука давать перестанет. — Ох, Аня, хоть вы и мой спичмейстер, а хочется протяжно послать вас по матушке. Ну что значит, ты не будешь давать Олигарху? Ты ему что, жена? — Он мой клиент. — Ошибаешься фатально. Личная природная скромность Олигарха не позволяет ему раскрыть ребенку глаза на реальное положение вещей. Ты его наложница, сексуальная рабыня, сидящий на коленях персидский котенок. Твоего мнения в вопросах любви никто не собирается спрашивать. — Вы что, сговорились? Недавно обращаюсь я Олигарху с невиннейшей просьбой о том, чтобы он меня трахнул. А он поворачивается на другой бок и намыливается спать. Я, как могу, протестую. А он мне и говорит: «Рыжик, руки оттуда убрать и губками не чмокать. Я твой хозяин, а ты моя сексуальная рабыня. Хочу, сплю с тобой, хочу, нет». И нагло так заснул через минуту. Естественно, я его растолкала и спросила, не потому ли он сжег свою трудовую, чтобы скрыть десятилетний стаж в гей-клубе? Чувствую, проснулся, но молчит. Я задаю следующий вопрос: «Ну ладно, мне медведь на ухо наступил, с тобой же он, похоже, переспал». После этого он посмотрел на меня как-то без любви и вижу, тянется к тумбочке, где у него пистолет лежит. В связи с этим сообщаю ему следующее: «В полнолуние взять заряженный пистолет, спустить предохранитель, прислонить его к виску и нажать на курок является крайне дурной приметой». Гляжу, задумался. Посмотрел на меня. Окончательно проснулся, отнес меня на руках к окну, поставил меня лицом к озеру, и, пока я любовалась отражением в воде ночного неба, оттрахал меня так, как будто полгода приличную девушку в руках не держал. Правда он мне потом сказал, что это была не любовь, а воспитательный акт, но мне все равно понравилось. — Я всегда говорил своим избирателям, что секс — это продолжение душевного разговора другими средствами. Потому меня губернатором и избрали. — Совершенно справедливо. Могу процитировать дословно мою типичную беседу с этим рыжим малолетним существом: «Олигарх! Ну, перестань! Шалун паркетный... рэкетир противный... зайчик ... ну перестань, я в таком чате интересном сижу... слышишь? Ну, перестань ... Что ты делаешь? Не останавливайся! Сама попросила? Ах, не слушай меня ... продолжай ... вот так ... да ...». — Олигарх — нечаянный плод тяжелого опьянения самогоном. Найден в лопухах и выкормлен стаей деревенских уток. Отсюда и повадки. Выводит дурацкие аксиомы из ложных предпосылок. Думает, что если я что-то буркнула в предогразменном экстазе, то на это нужно обращать внимание. Мнит себя пенсионером на пионерке, беззубо шамкая пытается меня укусить. В действительности же глядя на него, я всегда вспоминаю, что каждый раз, когда пукает ребёнок, где-то распускаются цветы. И только поэтому, видя всю гамму его переживаний, в награду он получают от меня право на короткую случку. — Пукает, пукает… Вспомнил. Раньше я ел хлеб с квасом и пукал басом. И даже не знал, что такое бывает. Олигарх, просьба есть у меня к тебе. Ко мне завтра старинный друг приезжает, одолжи мне ее на вечер. Его вроде ничем не удивишь, но такого он точно не видел. А мне на него произвести впечатление надо. — Бери. Только учти, если она замолчит вдруг, ей нужно ногу к стулу привязать, чтобы не дергалась, и пятку страусиным пером щекотать. Она этого не может терпеть и практически сразу молчать перестает. — Я старинного друга развлекать не поеду. Тоже мне, нашли говорящего попугая. — Анна, не горячитесь. В память об этой встрече я подарю вам заколку для волос сделанную из бивня мамонта. Авторская работа. Бивни мамонта изредка находят в вечной мерзлоте, и они являются государственным достоянием. Скульптор мотает срок в одном из лагерей Якутии. Для него создана специальная мастерская. Инструменты по особому заказу разработаны в каком-то секретном институте. Вся продукция идет в государственный музей творчества народов Севера и только после этого раздаривается по личному распоряжению президента республика Саха. Представьте себе, Анна. Вы находитесь в башне из псевдослоновой кости, которую построил для вас Олигарх. За окном пурга. Потрескивают дрова в камине, вы что-то пишите для литературного сайта, и вдруг ваш взгляд падает на лежащую возле экрана заколку для волос в виде дерущихся нерп, сделанную из бивня мамонта. Подумайте, Анна. У нас с вами не тот уровень отношений, чтобы я мог позволить себе то, что может позволить себе Олигарх, да и пера страуса у меня нет. А мой друг блестящий рассказчик еврейских анекдотов. Приезжайте, прошу вас. Вам понравится. — А кто такие мамонты и почему они прячут свои бивни в вечной мерзлоте? И что значит «вечная мерзлота», кстати? Литературный штамп, наверняка. Я это выражение уже несколько раз слышала. — Спасибо за приглашение, губернатор, мою рыжую оно очень заинтересовало.