На главную     Настроение аптекаря было с утра испорченным. Выхода из создавшейся ситуации он не видел, но сегодня привычное раздражение овладело им особенно сильно. Собственно, он понимал, в чем дело, и из-за этого его настроение портилось еще больше. На втором этаже его дома квартиру снимала семья офицера расквартированной в Скове дивизии ВДВ. Всегда подтянутый старший лейтенант Гришин, его жена и трехлетняя дочка. Аптекарь знал, что в этот день Гришин уезжает на два дня на учение, и, не признаваясь себе зачем, поднялся на второй этаж. Люся Гришина, только что проводившая дочку в садик, была дома одна. — Здравствуйте, Владимир Степанович, — сказал молодая женщина, открыв дверь. Три года назад, когда у Гришиных родилась дочка, чисто случайно, показывая студентам, как пользоваться тестом на определение наследственных заболеваний по анализу мочи, у их дочери обнаружили фенилкетонурию. Это врожденное, передающееся по наследству нарушение обмена веществ. Встречается в России один раз на 50 тысяч новорожденных. Его причиной служит недостаточность определенного фермента. В отсутствие этого фермента не происходит превращения аминокислоты фенилаланина в другую аминокислоту – тирозин. В результате резко возрастают уровни этого вещества в крови, что приводит к отравлению мозга, и, как следствие, глубокому слабоумию в раннем возрасте. Разработаны питательные смеси с низким содержанием фенилаланина. Если ребенок не получает это вещество с пищей, то и в крови его нет, а потому мозг не отравляется. После пяти лет уже можно не соблюдать диету и есть что угодно. В этом возрасте включатся другие механизмы обмена, и фенилаланин полностью расщепляется. Так что все просто. Существует только одна маленькая деталь. Чтобы обеспечить такой пищей ребенка, месячной зарплаты старшего лейтенанта ВДВ хватит дней на пять. — Успокойся, воровать пойду, — сказал тогда лейтенант Гришин свей жене, Люсе, — не волнуйся. Когда супруги Гришины заказывали аптекарю лечебное питание, между ними и аптекарем завязалась беседа, в ходе которой аптекарь предложил следующее. — Я буду давать вам питание бесплатно, но вы снимете квартиру в моем доме. И я буду к вам иногда обращаться с просьбами. Во-первых у меня больная жена. Нет, нет, она сама ходит в туалет и может передвигаться по квартире, хотя с трудом. У нее артрит. Пусть Люся помогает ей по хозяйству. Я за это буду платить, не возражайте. И второе. Я хозяин аптеки. На меня могут быть наезды всякой шантрапы. В случае чего я хочу иметь возможность в таком случае обратиться к офицеру ВДВ за помощью и поддержкой. Лейтенант Гришин, занимающий в дивизии ВДВ должность инструктора по рукопашному бою, счел условия приемлемыми. Тем более, что они переехали в двухкомнатную квартиру из сырой и холодной комнаты. В действительности аптекарь врал. Ни чьих наездов, будучи многолетним осведомителем милиции, он не боялся. Тем более что завербовавший его оперативник делал в сковской милиции стремительную карьеру. Помощь по хозяйству ему была нужна, но получить ее он мог во много раз дешевле. В действительности ему просто очень понравилась супруга лейтенанта Люся, а все остальное было предлогом. Свою жену, изуродованную болезнью, он бросить не мог — стыдно было перед дочерью и сыном. А потом в силу вступила многолетняя привычка. Иногда он обращался к услугам проституток, иногда у него появлялись любовницы, но он тяготился и теми и этими. Конечно, Люся Гришина ловила на себе его взгляды, и довольно быстро поняла отношение к ней аптекаря, но эту черту он переступить не мог. Аптекарь вовсе не был моралистом, более того, как и многие милицейские осведомители, был преступником. Но одно дело продавать за полную стоимость лекарства, на которые выписаны льготные рецепты, другое дело принудить к сожительству полностью зависимую от тебя замужнюю женщину, шантажируя ее здоровьем ее ребенка. Но сегодня, зная, что Гришин уехал на два на учения, аптекарь невольно для себя поднялся на второй этаж. До этого в квартире Гришиных он бывал очень редко и всегда в присутствии обоих супругов. — Здравствуйте, Владимир Степанович, — сказал молодая женщина, открыв дверь. Она спокойно стояла в дверях, придерживая руками край халата. — Люся, мне нужно с вами поговорить, — сказал аптекарь, — разрешите, я к вам войду. — Конечно, Владимир Степанович, проходите, — сказала женщина, непроизвольно вздохнув, — Дома никого нет. Никаких сомнений о цели визита у нее не было. — Как нет? — неискренне воскликнул аптекарь. То, что его помыслы были разгаданы, по старой привычке тайного осведомителя, вызвали в нем глубокое раздражение. — А мне очень хотелось бы поговорить с вашим мужем. — Серьезно? — с улыбкой спросила женщина. Неискреннее удивление аптекаря только укрепила ее уверенность. Вчера она сама рассказала аптекарю об отъезде мужа. — Люся, по моему вы совсем не о том подумали. Мне действительно нужно срочно поговорить с Сергеем. — Ему можно позвонить, — она до сих пор не верила, что ее сейчас не начнут раздевать. — Вы меня чрезвычайно обяжете. Она набрала номер и позвала к телефону старшего лейтенанта Гришина. — Сережа, здравствуйте, — сказал аптекарь, — мне срочно понадобились ваша помощь. Я забежал к вам домой, а вы, оказывается, на боевом посту. Завтра вечером вы возвращаетесь? Если можно, зайдите ко мне, как вернетесь. Да, в любое время. — Хотите чаю, Владимир Степанович? — спросила Люся Гришина после того, как аптекарь положил трубку. — Нет, Люсенька, меня ждут мои таблетки, спасибо. Я пойду. — Владимир Степанович, у меня возникло ощущение, что вы благородный человек, — сказала ему женщина, проводив до двери. — Вы ошибаетесь Люсенька. Я просто тряпка, если бы это было не так, вы бы давно были моей женой, — с ухмылкой ответил аптекарь, не глядя на свою собеседницу. Не каких дел к старшему лейтенанту у него, конечно, не было. «Попрошу его набить кому-нибудь морду», — подумал аптекарь, спускаясь со второго этажа. Им владела одновременно злоба и апатия. Ему казалась, что жизнь уходит как песок, год за годом, и он уже ничего не сможет изменить. Судьба дал ему единственный шанс, и он не способен им воспользоваться. Это было утром. А ровно в полночь в аптеку вошла девушка. Аптекарь смотрел на девушку редкой красоты, которая ровно в полночь зашла в его аптеку, как на видение. На улице шел проливной ливень, но девушка была в легкомысленном платье, которое промокло до нитки. Большой светильник, стоящий на полу у входа в его аптеку, светил ей в спину, что делало мокрое платье абсолютно прозрачным. Она явно находилась в том состоянии, которое наркоманы, употребляющие опиаты, например героин, называют «ломкой». «Сознание у нее спутанное, — констатировал аптекарь, молча разглядывая девушку. — Как странно. Сков, хотя и областной центр, город не большой. Если бы я, хотя раз, видел эту наркоманку на улице, я бы ее не забыл, уж очень красивая. Совершенно внешность необыкновенная. «Ангел чистой красоты в поисках очередной дозы героина». Она уже потеряла ощущение реальности, пришла в аптеку купить шприц с героином. — Порошок то у меня есть, — словно угадала его мысли девушка, — пять килограмм. Вот, видишь, видишь? Она раскрыла сумку и достала оттуда раскрытый пакет. Оттуда на прилавок выпал так хорошо знакомый аптекарю пакетик с изображением трех мечей и надписью над ними арабской вязью. — Мне только шприц нужен, и я сразу в себя приду, — бормотала девушка, беспорядочно двигая руками. — Вот как, — отрешенно подумал аптекарь, — в ее руки попала крупная партия героина. Хозяева пакета наверняка ее ищут. После того, как ее найдут, над этим ангелом вволю поиздеваются, после чего растерзают. По-другому с похитителем такого количества героина не поступают. Можно вызвать скорую и отправить ее в больницу. Через несколько часов ее найдут там хозяева героина. Можно вызвать милицию. Человеку, у которого нашли такое количество героина, дадут лет 10-15. В сущности, срок не важен. Живой из тюрьмы она уже не выйдет. Утром я, кажется, ошибся. Мой единственный шанс судьба дарит мне сейчас. Естественно, я его не упущу. Люсе это знать не нужно, но я не тряпка. Он посмотрел на что-то бормотавшую девушку другими глазами. Она ему очень нравилась. Очень. Он принял решение сознательно, прекрасно понимая, в которую опасную игру он ввязывается. Аптекарь многие годы жил двойной, а в последнее время и тройной жизнью, но в сущности, большого смысла в этом не было. А сейчас у него появилась цель, ради которой стоит воевать не на жизнь, а на смерть. Приняв решение, он почувствовал, как у него застучало в висках. Он подошел к входной двери аптеки, запер ее на ключ, после чего обнял девушку за плечи. — Идем, шприцы у меня хранятся здесь, проходи. — Услышав слово «шприц» уже плохо соображающая девушка без сопротивления позволила провести себя в подвал. Зайдя в комнату, аптекарь снял с кровати диван положил его на пол. После чего стал снимать с девушки одежду. — Сначала укол, — пробормотала девушка, мешая аптекарю снять с себя платье. — Чего тебе не хватает, так это воспаления легких, — с усмешкой сказал аптекарь, снимая с нее совершенно мокрое платье. После того, как он раздел девушку, аптекарь тщательно вытер ее полотенцем, после чего аккуратно положил на матрас, обложил эту импровизированную больничную койку со всех сторон подушками и одеждой. Укрывать девушку он не стал. Все равно она бы сбросила себя одеяло. Она уже полностью отключилась от действительности и металась лежа на матрасе. Аптекарь знал, что из этого состояния она выйдет не раньше, чем через сутки, и, лежа на расположенном на полу матрасе, окруженном мягкими подушками и одеждой, она не могла невольно нанести себе травму. После чего аптекарь оставил девушку одну, поднялся в аптеку, положил по прилавок заряженный пистолет, открыл дверь аптеки и стал ждать. Ждать пришлось менее двух часов. — Если вы работники милиции, мне бы хотелось увидеть ваши удостоверения. — А прокатиться с ветерком на «Скорой помощи» тебе бы не хотелось? Я тебе в две минуты это организую, если не прекратишь Муму сношать. — Заткнись Хомяк, — главный поморщился, — Хомяк парень грубый, но добрый. К примеру, я гораздо злее. Но сейчас я просто хочу, чтобы вы нас правильно поняли. Если вы ее найти поможете — мы расстанемся друзьями. Более того, наше к вам расположение самым положительным образом скажется на вашем материальном положении. Если же, не дай Бог, вы от нас что-то скроете, то, я не могу на это закрывать глаза, нам придется вызвать у вас целую гамму болевых ощущений, что, в конечном итоге, резко ухудшит состояние вашего здоровья. Появление преследователей девушки аптекаря успокоили. Они явно не были наркоманами, действия которых мало предсказуемы. Пистолет здесь точно не понадобиться. Ушла девушка, ушла. Я бы всей душой, но откуда мне, скромный аптекарь я. Но помочь — помогу охотно. Хотя бы за сто долларов. Лучше за двести пятьдесят. Обращайтесь. После того, как братаны ушли, настало время звонить пожилому следователю. — Я же хочу совершенно другого. Я хочу посадить всех, кто хоть каким-то боком связан с транспортировкой и торговлей наркотиками в Скове. Кроме тебя, конечно. Тебя аптекарь грудью закрыл. Поэтому ты мне сейчас расскажешь все, что знаешь, и без вранья ответишь на все мои вопросы. — Дайте мне сигарету, — попросила девушка. — Не надо сигарету, — остановил следователя аптекарь, — она бросила курить вместе с прекращением приема героина. — Молодец, — одобрил решение девушки пожилой следователь, пряча сигарету. Девушка застыла с протянутой рукой. — А сладкое мне кушать можно, или глисты заведутся? — Ну что ты на меня смотришь, тут аптекарь командует. — Можно, — милостиво разрешил аптекарь, — если руки будешь мыть как следует. — Вот видишь,— порадовался за девушку пожилой следователь, — да у тебя будет не жизнь, а малина. И все благодаря господину аптекарю. Не понимаю, чем ты, Елена Юрьевна, недовольна. — Издеваются над бедной девушкой как хотят. Шупашупс суют в открытый ротик. Изверги престарелые. Не надо говорить гадости своим спасителям, — прервал ее аптекарь, — он положил шприц на стол, поднял ей рукав свитера и перевязал ей руку жгутом. — Я сейчас умру от передозировки? — тихо спросила его девушка. — С чего ты взяла? — удивился аптекарь. — Меня вы допросили, все, что я знаю, я вам рассказала. Теперь меня, умершую от передозировки, можно выбросить где-нибудь в сквере. Рядом в луже будет валяться порванный пакет от героина. В луже растворилось все пять килограмм или сто грамм, понять невозможно. В результате никто никого и ничего не ищет. Вам останется пять килограммов героина, денег от продажи которого вам хватит до конца жизни. После того, как найдут мой труп, всякие поиски прекращены. Все рады, все смеются. — Все сказала? — Сказала. — Теперь подставляй руку, я буду вену искать. Шприц, как видишь, пустой. Так что передозировки не будет. Спокойно поработай кулаком. — Уй, блин, больно! — воскликнула девушка. На глазах у нее выступили слезы. Навыков введения иголки в вену у аптекаря не было, и иголка прошла кровеносный сосуд насквозь, — Наконец я ваши желания поняла. Вы садисты и собираетесь надо мной поиздеваться. Небось когда меня ломало и я голая крутилась на полу, кино снимали? Признайтесь. — Дура ты все-таки. Когда ты закричала, меня как серпом по обострившемуся геморрою, — аптекарь сидел перед ней, держа в одной руке шприц, а в другой три пробирки. — После того, как тебя переломало, ты уже забыла, что ты наркоманка. А я не забыл. Какими шприцами ты себе героин вводишь? Сегодня один на всех, и все на одного, завтра чужой, послезавтра под лестницей нашла. Потому наркоманы в России основной источник заражения СПИДом. На гепатит вы и внимания не обращаете. А от гепатит, который передается через шприцы, типа «В», и, тем более «С», не выздоравливают. Про тип «D» я и не говорю, тут уже лучше СПИД. Это тебе не обычная желтуха, передающаяся через грязные руки. Ну и сифилис через иглу передается, это дело святое. Его сейчас лечат, о нем и говорить неудобно. Пустяки какие. Я просто у тебя сейчас возьму кровь и налью в три пробирки. Одна пробирка — что бы проверить, есть ли у тебя, голубушка, вирус СПИДа. Другая — на предмет гепатита. А третья, ты уж меня извини, это я так, из чистого любопытства, на сифилис тебя проверить хочу. Я же тебя, солнышко мое непутевое, в постельку положить собираюсь. И не на один раз, и не один год. А потому желаю узнать, где я стою, чтобы потом на попе себе волосы не рвать. — А мое мнение по этому тебя не интересует? — Не интересует. Куда ты денешься? Под нож браткам или в женскую зону на нары к «дяде Васе»? — Ладно, дай мне шприц, я сама себе в вену иголку введу. Наркоманка я, в конце концов, или наркоманка? Я себе в вену могу в полной темноте ввести. Когда «догоняешься» и не такое сделаешь. А болезней у меня никаких нет. Я всегда своим шприцом пользуюсь. — Да хоть бы и так. Знаю я вашу кухню. Технология приготовления «дури» проста, — сказал аптекарь, обращаясь к пожилому следователю, — наркотик разводится в ложке, каждый наполняет шприц из «общего котла». Шприцы были одноразовые, а ложка — нет. СПИД так не передать, а гепатит — за милую душу. В результате человек заражается, пользуясь строго своим шприцом. — А что значит «догоняешься»? — спросил пожилой следователь. — Это когда тебя еще не ломает, а ты уже новую дозу запускаешь, — объяснила девушка, аккуратно наполняя своей кровью пробирки. — Когда у тебя достаточно порошка, и ты не экономишь. — Я смотрю у вас тут целая феня есть, наркоманская, — проворчал пожилой следователь, «ломаешься», «догоняешься», блин. — Ну, до «блинов» я никогда не опускалась, — обиделась девушка, — с чего вы взяли. Я всегда порошком чистым пользовалась. И шприцов у меня дома всегда запас был, говорю я вам. И нет у меня никакого СПИДа. Проверяйте, сколько хотите. А как ты, кстати, это проверишь? — У меня знакомая есть, в лаборатории работает. Когда-то я с одной девушкой провел время, а потом у меня возникли смутные подозрения, и она мне сделала эти анализы. Теперь я ей скажу, что у меня снова была рискованная половая связь. — Так значит ты, когда меня «ломало», не насиловал? — Тебя-то? Не сложилось как-то. — А зачем раздел? — Ты мокрая была, как цуцик, да еще и описалась. А к нам в гости пожилой следователь шел, неудобно мне было как-то за свою подругу. Такая красивая девушка, и описанная по плечи. Пришлось тебя раздеть и полотенцем протереть. Девушка, наконец, покраснела. — Содержательный рассказ вы мне поведали, Елена Юрьевна, — сказал пожилой следователь, — спасибо вам. И аптекарю, другу моему старинному, спасибо. Много лет помогает он мне, но так, как в этом случае, помог впервые. Если сделать тут все аккуратно, отправим мы на нары, с Божьей помощью, всех поставщиков наркотиков в старинный город Сков. — Чего это ты в церковнославянский стиль впал? — поинтересовался аптекарь. — Под крупное дело ты меня подписал, Пилюлькин. Дела такого масштаба у меня никогда не было. И выйти из него нельзя, разве что воспользоваться советом Елены Юрьевны о передозировке. Но так ведь вопрос не стоит, Володя? — Нет, Петя, так вопрос не стоит, она мне дороже денег, — подтвердил догадку пожилого следователя аптекарь. — Ну, теперь, когда мне ясно, где мы стоим, я спокойно посижу, подумаю, а завтра к вечеру мы снова встретимся. Идет? — Приходи, ждать буду, — пожал плечами аптекарь. — А уж я как буду ждать! — голосом, полным ложного пафоса, произнесла девушка, — Как буду ждать. Не засну, наверное, всю ночь. Аптекарь не даст соврать. — Ты с ней еще намучаешься, — предположил пожилой следователь прощаясь, — с первого дня ее бить надо. Не сильно конечно, но систематически. Можно каждое воскресенье, ближе к вечеру. Выходной день, ты полон сил, очень удобно. Это я тебе как ветеран правоохранительных органов говорю. — Пилюдькин, этот мент на тебя дурно влияет, — подала голос девушка, — гони его в шею. Аптекарь, провожая следователя, вышел с ним на улицу и, после его ухода, по старой привычке присел прикурить. В аптеке он курить никому не разрешал, но и сам не курил. Через некоторое время к нему подошла Гришина. — Люся, вы гуляете так поздно? — Я жду Сережу, сейчас он поедет. Вы хотели с ним о чем-то важном срочно поговорить. Я не помешаю? «Черт побери, — подумал следователь, — о чем же я с ним буду говорить? Забыл совсем. Неудобно как-то. И эта нахалка надо мной явно смеется. Уже забыла, как я ее утром трахнуть хотел. Ну, ничего, я тебе устрою». — Нет Люся, не помещаете. Ваша помощь мне тоже понадобиться. Но я хотел бы вас предупредить. Если вы кому бы то ни было расскажите о том, что сейчас узнаете, мне наверняка свернут шею. В буквальном смысле этого слова. А ваша Оксанка нуждается в специальном питании еще два года. Думайте об этом всегда, когда почувствуйте зуд в языке, прошу вас. — Вчера утром мне казалось, что вы собираетесь напомнить мне о питании для Оксаны, этом для того, чтобы положить меня в постель. — В самом деле, — рассмеялся следователь, — это действительно правдоподобно. Вы очень миленькая женщина, ваш муж в отъезде. Все-таки приятно, что на меня, старика, падают такие подозрения. Благодарю за комплемент. В действительности я сначала хотел поговорить с вами, но потом решил не начинать этот разговор без Сережи. — Владимир Степанович, но вы же сами сказали, что если бы вы не были тряпкой, то я давно была бы вашей женой! — Люся, деточка, это был неудачный комплемент, извините. Но я от души хотел сделать вам приятное. Гришина поджала губы и замолчала. В ее планы не входили измены мужу, и она с содроганием думала о перспективе оказаться в одной постели с аптекарем, но ее женское самолюбие было уязвлено. — Дышим свежим воздухом? — спросил подошедшим к ним старший лейтенант. — Сережка, тебя ждем, — ответила Люся, — и убери свои ручища. Еще с тех пор как он начал за мной ухаживать, еще, будучи курсантом рязанского училища ВДВ, уже с первого дня нашего знакомства, он стал распускать руки и просто силой не дает мне сопротивляться, когда я хочу. Просто пальцем не дает пошевелить, медведь чертов. Еще в первый день нашего знакомства я принял стратегически правильное решение на тебе жениться. Чего же мне было ждать? — А знаете, как мы познакомились? Я мирно гуляю по улице со своими одноклассниками. Мы отмечаем окончание школы, четыре часа утра. Вдруг ко мне подходит курсант в форме училища ВДВ и говорит: — Девушка, для поддержания спортивной формы мне необходимо десять раз отжаться от пола. Не могли бы вы сделать одну маленькую любезность. Вы сядете мне на плечи, я быстренько отожмусь, и вы продолжите свою прогулку. Это займет буквально одну минуту. Я оторопела от такой наглости, но подвыпившие пацаны уговорили меня. Они считали, что отжаться десять раз со мной на спине он не сможет. Это сейчас я знаю, что для него это ерунда. А тогда я легкомысленно на него села. Неискушенная была, доверчивая. А потом он отжался, мы встали, и он говорит: «Большое спасибо, вы меня выручили», а сам мою руку вроде бы нежно держит, но вытащить ее из его ладони невозможно. А еще через час я уже лежала спиной в парке на траве и даже искренне какое-то время собиралась сопротивляться. Как же, посопротивляешься у него! Впрочем, ощутив своей трепетной попой всю первобытную мощь его тела, я была покорена. Никого настроения сопротивляться ему у меня не было. — Люська, кончай болтать, я по тебе соскучился. — Стоп. Потом развеешь скуку. Владимир Степанович тебя ждет, у него есть для тебя что-то срочное. — Да, да, конечно, Владимир Степанович, не обращайте внимания на провокации этой коварной женщины. Я хотел к вам зайти немедленно по возвращении. — Ребята, мне неудобно вас беспокоить, но дело действительно важное и срочное. — Не стесняйтесь, господин аптекарь, вы три года по непонятным причинам тратите свои деньги на лечебное питание Оксане. То, что я помогаю по дому вашей супруге, этих трат никак не компенсирует. Мы уже, грешным делом думали, что вы на меня собираетесь покуситься. Сережа, ради здоровья Оксаны, на это был готов закрыть глаза, но и это вас не заинтересовало. И вот, через три года после начала этого кошмара, вы обращаетесь к нам какой-то важной для вас просьбой. Мы вас очень внимательно слушаем. — Люся, ну зачем ты так! — Сережа, помолчи, — одернула своего мужа сидя у него на коленях Гришина. «А ведь она хозяйка в доме. Товарищ старший лейтенант пребывает глубоко под каблуком», — подумал, глядя на нее, аптекарь. Но вслух он сказал следующее: — Люся, вы не правы в своих предположениях по самой сути. Я хозяин аптеки. Мелкий, так сказать, предприниматель. Собственной службы безопасности, естественно, у меня нет, и быть не может. А какую-то сумму денег с меня выбить можно. Тем более, как вы конечно догадываетесь, с государством в своих денежных расчетах я не всегда бываю откровенен. Поэтому наезды на меня со стороны всякого рода шпаны и рэкетиров неизбежны. В этой ситуации сам факт, что здесь проживает человек, который обучает спецназовцев рукопашному бою, действует на многих отрезвляюще. Таким образом вы платите мне за лечебное питание. По моему мнению, я заключил выгодную сделку. По крайней мере в том случае, если Сережа согласиться мне помочь в моей теперешней ситуации. В тот раз на меня наехали люди настолько серьезные, что я опасаюсь за свою жизнь. — Если быть до конца откровенным, то у меня сложилось впечатление, что это все сказки, — сказал Гришин, бережно придерживая сидящую у него на коленях жену. — Не думаю я, что вы вообще кого-либо опасаетесь. Я в Чечне был. А на войне сразу видишь, кто боится, а кто нет. На самом деле это больше от человека зависит, чем от ситуации. Так вот, вы тот человек, которого в принципе испугать сложно. Я, как командир боевого подразделения, в этом четко разбираться должен, я и разбираюсь. Тем более что ваш старый друг, пожилой следователь, от уголовников может вас защитить гораздо лучше, чем я. Но это все лирика. А на практике я вам много должен, и я от вас полностью завишу, даже любимую жену готов был в постель к вам положить. Так что вас внимательно слушаю. — Ребята, я не хотел этого разговора, потому что считаю его лишним. Но хорошо, что он состоялся. О том, что существует подозрения относительно моих сексуальных поползновений, я и не знал. Теперь мы в любом случае расставили все точки над i. Но я хочу сказать вам одну вещь. Если кто-то из вас распустит язык — мне головы не сносить. И, соответственно, еще два года лечебное питание вы уже будете покупать за свои деньги. Или Оксана вырастет слабоумной. Я уже говорил Люсе, и повторю еще раз, думайте об этом всегда, когда почувствуйте зуд в языке, прошу вас. — Ближе к делу, Владимир Степанович, время уже позднее, а у меня Оксанка одна спит, — предложила Люся. — Ничего, не первый раз, если она заплачет, Надежда Романовна услышит, ведь у нее ключ есть от вашей квартиры, не правда ли? — Все правильно, итак… — продолжил старший лейтенант. — Хорошо, тогда пойдемте со мной. В аптеке кроме Надежды Романовны работала еще один провизор, Татьяна. Татьяна жила в городе и, в отличие от Надежды Романовны, не в какие тайны аптекаря посвящена не была. Оба провизора работали обычно днем, одна в утреннюю, другая в вечернюю смены. Сам аптекарь работал ночью. В ночное время покупателей почти не было, и он занимался своими делами. Когда ему хотелось спать, обычно это было в промежутке между четырьмя и шестью утра, он просто закрывал аптеку. Иногда он дремал и не закрывая двери. Если в аптеку среди ночи забредал редкий покупатель, при открывании дверь издавала характерный звон, и он просыпался. Иногда, когда ему необходимо было уехать, Светлана и Надежда Романовна работали и ночью, получая за это приличную добавку к зарплате за переработку. В эту ночь он попросил на работу выйти Надежду Романовну. Люся попросила ее разбудить Оксанку и привести ее в аптеку. Аптекарь одобрительно кивнул и сказал, что они будут заняты долго, после чего вместе с супругами Гришиными он спустился в подвал. — Ого, да здесь полноценная квартира, — воскликнул Гришин, когда аптекарь открыл замок своим ключом. — А в квартире не деньги лежат, а тяжело страдающая от скуки и отсутствия героина барышня, — продолжила его мысль находящаяся там девушка. Потрясения супруг Гришиных невозможно описать словами. От тихого и скромного аптекаря они ожидали чего угодно, но предположить, в подвале дома оборудована квартира, в которой коварный искуситель аптекарь прячет молодую красивую девушку, они не могли. Тот факт, что на томной красавице из одежды был только старый свитер аптекаря, направлял ход их мыслей в совершенно не нужное направление. Потрясенная до глубины души Люся молча открывала и закрывала рот. Сергей, так же молча, неотрывно смотрел на ее почти не прикрытые свитером бедра. Наконец на его взгляд обратила внимание Люся. Для нее это было последним ударом. — Ну, Владимир Степанович, ну вы даете! — воскликнула она, — А я то, дура самоуверенная… — Давайте я вас познакомлю, — с торжествующей улыбкой прервал ее аптекарь. — Лена, — протянула руку девушка. — Люся. — Лена. — Очень приятно, Сергей. — Быстро тащи кофе и торт, нам предстоит долгая беседа, — сказал аптекарь девушке, сопроводив свою просьбу хозяйским шлепком по прикрытой свитером заднице, — а вы ребята присаживайтесь, не стесняйтесь. После того, как все расселились, Люся попросила разрешения закурить, аптекарь одобрительно кивнул. Гришина достала пачку сигарет и предложила сигарету своей новой знакомой. — Я не разрешаю Леночке курить, — сказал аптекарь, мягко отводя руку с протянутой пачкой сигарет, — в те времена, когда я воспитывался, курение для девушек считалось занятием предосудительным. С тех пор это во мне осталось. При этих словах старший лейтенант десанта чуть не подавился тортом. Люся, которая отказывалась верить своим ушам, вновь протянула пачку. — Курить, честно сказать, ужасно хочется, но Пилюлькин не разрешает, садист проклятый. Что теперь делать, буду дым от твоей вдыхать. — Кстати, Люся, я дам вам денег, и попрошу вас, купите для Лены одежду, косметику, ну и ее там какие-то женские мелочи. — Владимир Степанович, а почему вы это сами не хотите купить? — спросила Люся скромно потупив глазки, — нижнее белье от любимого мужчины — это лучший подарок. — Видите ли, Люся, я бы с удовольствием сам купил, но если кто обратит внимание, что я вдруг покупаю женское белье, а за этим уже наверняка следят, то любимой мною аптеке неизбежно начнется ненужная нам всем стрельба. Леночку сейчас ищут все гвардейцы сковского олигарха, перед которым трепещет все население нашего древнего города. — Не все трепещут, — поправил его старший лейтенант, — многим на него наплевать. — Мелкие бизнесмены, вроде меня, все трепещут. Всех данью обложил, рэкетир чертов. Не знаю, куда милиция смотрит. — Милиция на свой процент от выплаченной вами дани смотрит, — предположила Люся, вновь скромно потупив глазки. — А чем ваша Лена этой банде рэкетиров не угодила? — спросил Гришин, — Почему, собственно, они все за ней охотятся? — Видите ли, Сережа, — объяснил ему аптекарь, — преступное сообщество, которое возглавляется человеком по кличке «Олигарх», в последнее время занимается не только рэкетом. В настоящее время основной доход они имеют от торговли наркотиками. И моя Леночка везла для них пять килограмм героина. Но не довезла. Я ничего не путаю, милая? — Ничего, дорогой, можно я тебя поцелую? После того, как девушка громко его чмокнула, аптекарь продолжил. — Пять килограмм героина, которые моя Леночка у них украла, это огромное количество, дай я тебя поцелую, дорогая, — аптекарь собирался также громко чмокнуть в щеку девушку. Но когда он притягивал ее к себе, он вдруг вспомнил, что его знакомая из больничной лаборатории позвонила ему и сказала, что и в этот раз в анализах ничего нет, но если он дальше продолжит искушать судьбу, то рано или поздно там что-то появиться. Не смотря на периодически отпускаемые ею достаточно обидные шутки, девушки испытывала острый страх перед аптекарем. Она отлично понимала всю опасность своего положения, а главное, она шестым чувством ощущала, что аптекарь не тот, за кого он себя выдает. Была в нем какая то беспричинная внутренняя ярость, которая отличает случайно или в силу обстоятельств совершившего преступление человека от настоящего, ни при каких обстоятельствах не исправимого уголовника. На своем недолгом, но насыщенном встречами пути дорогостоящей проститутки она таких людей встречала. Собственно, не она одна была такой проницательной. Когда Сергей говорил о том, что в действительности аптекарь никого не боится, он говорил о том же. Естественно, когда аптекарь обнял ее за плечи и начал прижимать к себе, она, послушно втянув плечи и чуть выставив грудь вперед, позволила придвинуть свою щеку к его губам. Держа девушку за плечи и зная, что в любую минуту, он может делать с ней все, что угодно, аптекарь, наконец, не умом, а сердцем и еще неизвестно какими органами ощутил, как кровь застучала у него в голове. — Да, так о чем я? — Пять килограмм героина, это много, но один поцелуй, это еще больше, — подсказала ему Люся. Пять килограмм героина, это очень много, думаю, что это больше, чем потребляется наркоманами всеми нашего родного города в течение года. И стоимость украденного моей куколкой Леночкой героина повиснет неоплатным долгом на том, кто его вез. Так что на поиск Леночки брошены все силы. А в нашем небольшом городе, в сущности, все друг друга знают. И гвардейцы олигарха знают, что Леночка заходила в мою замечательную во всех отношениях аптеку. После чего пропала неизвестно куда. Так что поиски будут возвращаться ко мне все снова и снова. — Пока вас не вычислят и Лену найдут и убьют, — продолжил его мысль Сергей. — Впрочем, как и меня. Или пока организация «Олигарха» падет под ударами судьбы. — Какими же? — вновь спросил Гришин. — Трудно сказать. Или их всех пересажают, или руководство перебьют, да мало ли. — А вы, Владимир Степанович, случайно конкурирующее с Олигархом преступное сообщество не представляете? — Ваше любопытство простирается чересчур далеко, Сереженька. На этот вопрос я отвечать не буду. Да и любой мой ответ ничего, в сущности, не меняет. — Дайте мне ключ от подвала, Владимир Степанович, — решила переменить тему разговора Люся, — Мне не нужно будет беспокоить вас каждый раз, когда я буду приносить Лене кофточку или помаду. — И рад бы, да не могу. Дело в том, что моя Леночка горькая наркоманка. И как только у нее появиться малейшая возможность покинуть этот подвал, она этой возможностью воспользуется, и побежит солнцем палимая на встречу своей верной и мучительной смерти в поисках героина. Так что я пока подержу свою красавицу взаперти. Так для всех спокойней будет. — Не уверена, что побегу, — пожала плечами девушка, — я боли боюсь. — В умных книгах пишут, что минимум месяц после последнего приема героина ты еще будешь совершенно невменяемая. А тут судьбу испытывать нельзя, со смертью играю. Так что тебе, дорогая, в этом подвале еще сидеть и сидеть. Но что мы все о грустном и о грустном. Пусть теперь женщины пощебечут о бантиках, а мы с вами, Сережа, поговорим на мальчишеские темы. Вы согласны? Когда аптекарь уединился вместе с Гришиным, старший лейтенант по военному прямо сказал ему следующее. — Владимир Степанович, вам надо срочно избавляться от этой девушки и выпутываться из этой истории. В подавляющем большинстве как вы говорите гвардейцы Олигарха служили или служат в нашей дивизии и я их обучал или обучаю рукопашному бою. Но дело не в этом. Мы все прошли через Чечню, многие не по одному разу. На войне люди звереют. Не все конечно, но некоторые звереют. И почти все курят план, а кое-кто и садится на иглу. Те, которые звереют, и идут служить к олигарху. Как и те, которые сели на иглу. Эти люди вас просто разорвут, и эту девчонку вы все равно не спасете. — Сережа, могут возникнуть такие обстоятельства, при которых вы перережете горло своей Люсе? — Таких обстоятельств не существует, — усмехнулся старший лейтенант. — Я ответил на ваш вопрос? — Целиком и полностью. — Я рад, что вы понимаете всю серьезность ситуации. Если вы считаете, что все это не для вас, вы можете отказаться. Я буду искать кого-то другого. — Но в этом случае поставки лечебного питания для Оксаны прекратятся? — Естественно, Сереженька. Я всего лишь аптекарь, а не гуманитарная помощь. — Если я пойду воровать, меня, скорее всего, посадят. Моя Люсенька, даже если пойдет на панель, а это произойдет неизбежно, Оксанку все равно не спасет. Можно еще пойти к олигарху, не правда ли? — Уже нельзя, Сереженька. Все знают, что вы охраняли меня три года. Олигарх вам до конца не поверит. Он убьет меня, Лену, а потом и вас. Как опасного свидетеля. Кто знает, что вам рассказали и я и Лена. О путях переправки крупных партий наркотиков, например. Далее смотрите сюжет о пребывании вашей супруги на панели. Это в лучшем случае. А скорее всего ее тоже убьют как потенциальную свидетельницу. Она могла слышать тоже, что и вы. В детском доме Оксану вряд ли будут кормить специальным питанием. Через несколько лет ее просто переведут в интернат для слабоумных детей. — Вы знаете, Владимир Степанович, вы меня уговорили. Я постараюсь вам помочь. — Я рад, Сереженька, что даже в эту трудную для меня минуту вы не покинули меня в беде. Вы настоящий друг. Единственное, что я могу вам сказать в эту радостную для меня минуту, что, в силу различных обстоятельств, количество денег, которые у меня есть, значительно большее, чем вы предполагаете. Так что, если потребуется, вы сможете обратиться за помощью к своим боевым товарищам. А пока я попрошу вас взять отпуск, или я постараюсь организовать отдых по болезни. Пока ситуация не рассосется, мне бы хотелось, чтобы с вами больше бывали вместе. Вы согласны? — Отпуск мне положен, так что с этим вопросов нет. А что я должен делать? Присутствовать в аптеке, в о время, когда я там работаю, то есть по ночам. В качестве случайного покупателя, вступившего со мной в беседу. И в случае, если кто-то попробует на меня наехать, доступно объяснить, что делать этого не надо. Сможете объяснить доступно? — Постараюсь быть убедительным. — Я верю в ваш дар убеждения, Сереженька. Когда вы сможете заступить на боевое дежурство по охране моей персоны и собственности? — С завтрашнего дня я в вашим распоряжении. А сейчас давайте вернемся к нашим боевым подругам, надеюсь, без нас они скучают. — Так, — сурово сказал аптекарь, когда они вернулись в комнату, — как я и предполагал, торт уже съеден. — Торт, почти не тронутый, стоит в холодильнике, — ответила ему девушка, — но есть его я тебе запрещаю. Пока животик не спадет посидишь без сладкого. Сладкоежка аптекарь от возмущения не нашел что сказать. — Владимир Степанович, мы наверно пойдем, — сказал Сергей. — Поздно уже, Оксанку давно уже спать пора, в последнее время она совсем из режима выбилась. Большое спасибо за приглашение, мыло мило провели вечер. — Сереженька, но завтра я вас жду, вы обещали. Когда супруги Гришины ушли, аптекарь сел в кресло и стал пристально рассматривать девушку. — Я вела себя не правильно? — Нет, ты сразу нашла правильную интонацию и держалась прекрасно. — О чем ты говорил с Сережей? — Я попросил его взять отпуск и заняться нашей охраной. А о чем вы с Люсей говорили? — Ты не сказал, сколько денег ты ей дашь для покупок для меня. Мне бы не хотелось ставить тебя в неловкое положение и заказывать дорогостоящие вещи. — Это ты правильно сделала. Но не потому, что у меня нет денег. Дорогостоящие покупки, в нашем не большом и не богатом городе неизбежно привлекут к себе внимание. Неизбежно. — А можно мне купить телевизор? Я сижу одна безвылазно в этом склепе, ну ты придешь на час-два. — Я сегодня останусь до утра. Мне позвонили из лаборатории, сказали, что у тебя анализы нормальные, что я, то есть ты, совершенно здорова. Телевизор я куплю тебе самый дорогой, ну и видик там, что вы смотрите? Она молча кивнула. — Ты сказал, что останешься со мной до утра. Мне можно прибрать здесь не много или я сделаю это утром? — Ты сделаешь это утром, когда я уйду. — Я боялась, что в постели ты будешь надо мной издеваться, — сказала девушка, когда они уже спокойно лежали под одеялом, — но, судя по всему, бояться тебя не стоит. Ты в принципе меня не способен обидеть. — Ты ошибаешься. У меня совершенно нет садистских извращений, да и ты мне чрезвычайно нравишься. Не обижать тебя, делать тебе приятно — это чисто животная потребность. Я сам получаю от этого удовольствие. Но если меня нужно тебя к чему-нибудь принудить, у меня нет никаких проблем сделать тебе что угодно. Я смотрел на то, как ты мучаешься без героина, без особых эмоций. Кстати, а как у тебя со спиртным? — Я к этому абсолютно равнодушна. Могу пригубить бокал вина для создания атмосферы, и все. Но с курением ты меня доконал. — Давай сразу договоримся. Если я тебе что-то приказал, к этому ты больше не возвращаешься. — Но ведь это абсурд! Ты же сам куришь. Не давать мне в этой ситуации сигарет, это просто мелкое, но постоянное издевательство. Аптекарь молча приподнял ее голову. — Все, я поняла, — сказала девушка. Аптекарь аккуратно положил ее голову на подушку, обозначив этим окончание инцидента. — Я все время хотела у тебя спросить, но до постели это было преждевременным. Какие у тебя на мой счет планы? К чему мне готовиться? — Ты будешь жить у меня. — Как долго? — Пока я коньки не откину. — Ты в этом уверен? — А куда тебе деться? В противном случае или братки убьют или менты посадят, мы же говорили об этом. — Я другое хотела спросить. Ты уверен, что захочешь держать меня возле себя до бесконечности? — А, это. Абсолютно уверен. — И на каком статусе? — На том же, что и сейчас. — А если я снова начну принимать героин? — Тебя будет снова «ломать» в подвале. Если это не поможет, порошу Сережу или еще кого-нибудь, чтобы тебя подвергли пыткам. Не калеча, конечно. — А почему не сам? — Мне это будет неприятно делать, уж очень ты мне нравишься. — А если меня просто полечить? — Я в эти лечения не верю. — А если я забеременею? — Забеременеешь — родишь ребенка. — Даже так. А если после рождения ребенка я снова начну принимать героин? — Я тебе уже ответил на этот вопрос. Рождения от меня ребенка в твоем статусе ничего не меняет. И вообще, вечер вопросов и ответов объявляется закрытым. Лечь на бочок, глазки закрыть, ладошку под щеку и спать. — Подожди, еще один вопрос. — Ты не выполнила моего приказания. — Ладно, молчу. Все, глазки закрыла. — Ты не выполнила моего приказания. — Какого еще? — Ты не положила ладонь под щеку. — Ты аптекарь даже в постели. Не одну мелочь не упускаешь.